— Мама, тебе ведь не так много лет осталось, может, доживешь в коммуналке?

— Что? — я застыла на месте, не сразу осознав, что эти слова адресованы мне.

— Нашёл тебе комнату в коммунальной квартире, — продолжал он ровным тоном, обсуждая расписание автобусов. — Нам с Лизой нужно место для ребенка. В двушке с тобой будет тесно, когда нас будет трое.

Его слова впились в грудь, как лезвие. Собственный сын, ради которого я жила впроголодь, теперь выставил меня из своего гнезда. Даже не трудился смягчить удар — фраза «тебе не так много лет» прозвучала как напоминание о скорой кончине.

— Серёжа… ты в здравом уме умеешь? — прошептала я, чувствуя, как дрожь поднимается с колена в горлу.

— Прекрати истерику, — он уставился в окно, избегая моего взгляда. — Лиза на грани срыва. Ты сама ноешь о больной спине и звуке. Мы молоды — нам нужна своя жизнь, а не делить с тобой две комнаты.

В проёме двери мелькнула Лиза — невестка с аккуратно уложенными волосами. Ее глаза метнулись к моим рукам, ожидая, что я схватлю нож. Но я лишь впилась ногами в обивку кресла.

— Анна Павловна… — ее голос дрогнул, как будто она оправдывалась за разбитую вазу, — мы не хотим ссор. Просто… у нас мечты. Вы же понимаете…

— Что тут решить? — Серёжа рубанул воздух ладонью, бросив фразу, которая потом преследовала меня в кошмарах: — Переезжай. Это широкий вариант.

Всё внутри оборвалось. Я схватилась за спинку дивана, и из горла вырвался хриплый звук, похожий на вой затравленного зверя.

Год назад эти стены дышали теплом. Серёжа впервые привёл Лизу — румяную, застенчивую. Я накрыла стол пирогами и блинами, сияя от счастья. Сын тогда смотрел на меня с нежностью:

— Мам, это Лиза… моя девушка.

— Будущая невестка, надеюсь? — подмигнула я, и оба рассмеялись.

— Очень приятно, — Лиза покраснела, протягивая коробку конфет. — Серёжа так сильно о вас заботится.

Свадьбу сыграли скромно, в нашей двушке с потёртыми обоями. Невестка тогда расположилась в каждом углу: кухня с советским гарнитуром, зал с диваном-кроватью и моя крохотная спальня с семейными фото за стеклом старых рамок.

— Поживём здесь, пока не накопим на ипотеку, — объяснил сын после торжества.

— Конечно, родные! — кивала я, уже перед тем, как сделать внуков. — Вместе и беды легче.

Но вскоре всё изменилось. Я старалась быть незаметной: готовила отдельно, уходила гулять на часы. Однако обрывки их разговоров говорили красноречивее:

— Здесь даже воздух тяжелее, чем в общаге, — вздыхала Лиза.

— Сынок, — предложил я как-то, заставив его на кухне, — может, помочь с первоначальным капиталом? Накоплений немного, но…

— Какая ипотека? — он махнул рукой. — Лиза панически боится кредитов. Ее родители в долгах.

Тишина между нами сгущалась. Невестка перестала делиться планами, Серёжа проверил односложно. Однажды ночью, крадучись в туалете, я услышала их перепалку:

— Чувствую себя арендатором в твоем детстве! — шипела Лиза. — Ребёнка рожать здесь? Рядом с Твоей мамой, которая фанатеет от чистоты?

— Придумаем что-нибудь… — бормотал Серёжа.

Я поклялась не мешать. Но через три месяца они «придумали» — вышвырнуть меня за порог.

— Мам, ну что тут неясно? — Серёжа продолжал сидеть, не замечая, как дрожат мои руки. — Я считаю, ты человек прогрессивный. Нам нужна любая квартира. Мы даже ребенок не смогу вырасти, если ты останешься. Я же не со зла…

— Со зла, сынок, со зла, — голос мой оборвался, слезы подступили к глазам, но я пожала губы. — Ты хоть подумал, куда мне идти? В этой «коммуналке за грош»? Ты вообще видел, как там живут?

— Видел, мам, приличная комната, — говорил он беспечно, хвалил номер в отеле. — Да и тебе… ну, — он замялся, — зачем тебе роскошь?

Не верилось, что родной сын бросает в лицо: «Зачем тебе комфорт, если ты всё равно на пороге старости». В глазах запечело, я сглотнула слезу. Лиза молча вертела кольцо на палец, словно повторила ответ.

— Лиза, — тихо произнесла я, — это твоя идея? Или вы решили вместе?

— Анна Павловна, я… ​​просто мечтаю о своем гнёздышке. Не сердитесь, но нам нужно личное пространство.

— Так настроить его, кто мешает? — голос сорвался на крик. — Но вы же хотите отобрать мое! Серёжа, это моя квартира! Тридцать лет я здесь, а тебе двадцать пять — ты даже не знаешь, как я выживала, когда отец ушёл.

— Что было, то прошло. Хватит ныть! — он ударил кулаком по столу, заставив Лизу вздрогнуть. — Мы будущее строим!

В груди закипело. Пришла пора выложить всё.

— Слушай, сынок, — я выдохнула, сдерживая дрожь, — Квартира в моей собственности. Хочешь свободу — арендуй, бери кредит, но меня не выселишь.

— Мам, мы о тебе позаботились! — заговорил он быстрее. — Там соседка комната дает за бесценок. Идеальный вариант…

— Чтобы я исчезла? — шагнула к нему. — Вы кто такие, чтобы мне распоряжаться?

Лиза встряла мягко:

— Вы же понимаете, свечь, детям нужно отделяться от родителей…

— Отделяйтесь! — резко обернулась к ней. — Но не за мой счёт. Сын уже заявил: «Тебе всё равно конец близок». А ты чем прикрываешься?

Серёжа смутился:

— Может, резко почувствовался, но суть верна.

Сердце сжалось. Вспомнились ночные дежурства, его детские бронхиты, порёпанные туфли вместо новых — всё ради него. А теперь: «Тебе и каморки хватит».

— Довольно, — прошептала я. — Сережа, хватит. Разговор окончен.

— Тогда когда освободишь квартиру? — он не отступал.

— Никогда! — выкрикнула я. — Мой дом. И если вы такие решительные — съезжайте.

— Ты… выгоняешь нас? — он остолбенел.

— А ты ждал рабства? — горько усмехнулась. — Да. Возвращайся, когда извинишься. А сейчас — вон.

Лиза ахнула:

— Мы же родные!

— Родные не вышвыривают стариков, — захлопнула дверь шкафа. — Собирайтесь.

В прихожей распахнула входную дверь, ладонь прижала к груди. Серёжа метнул взгляд, полный обиды. Лиза потупилась, пошла за чемоданом.

— Пожалеешь, мам, — бросил он на прощание.

Я молча вернулся. Мигающий свет на пороге повторял ритм моего бешеного пульса — вот-вот взорвётся.

Через полчаса они вышли. Лиза пробормотала: «Простите…», но я захлопнула дверь.

Облокотившись на стену, испытания прорвались с подозрением. «Всё равно недолго» — эхо гуляло по комнатам.

Спустя время я заварила чай. Пустота квартиры звенела тишиной. В холодильнике смеялся малыш с котёнком — тот, кто однажды стал чужим.

— Пусть, — сказал я фото. — Лучше одиночество, чем предательство.

Сердце разорвалось, но в голове чётко прозвучало: дети проект уходят. Но не планировалось хоронить меня заживо.

— Возвращайся, когда поймёшь, сынок, — прошептала в пустоту. — Но с честном «прости».

Leave a Comment