Ирина глухо хлопнула дверцу автомобиля и продолжала стоять неподвижно, уставившись в пустоту. Пальцы судорожно сжимали официальный бланк, только что доставленный из почтового ящика. Очередной счет от частной клиники. Цифры, выведенные бездушным принтером, плыли перед глазами, превращаясь в тяжёлое обвинение.
Ее муж, ее любимый Павел, был болен. Уже так долго, что казалось — это состояние было для него нормой. А серьёзное лечение, которое не принесло результата, постепенно высасывало из их жизни всё: деньги, силу и даже саму надежду.
Но больше всего Ирину терзало чувство вины — острое, как битое стекло. Как она могла пропустить этот момент, когда обычное недомогание переросло в эту мучительную, загадочную болезнь? Она была постоянно занята — бизнес требует внимания, времени, энергии. А ведь нужно было замедлиться, посмотреть в глаза, услышать…
Она прокручивала в голове последние годы. Вот он жалуется на отдых. Вот отказывается от ужина, потому что ничего не хочет есть. Вот его лицо кажется слишком бледным в утреннем свете. Всё это были сигналы. Но тогда она списывала их на стресс, на переутомление, на временное недомогание.
Память словно нарочно вернулась к моей больничной картине — день, когда Павла наконец увезли в клинику. Стерильные коридоры, запах антисептиков, холодный воздух, полная тревога. Разговор с лечащим врачом Вячеславом — солидным человеком с усталыми глазами и слишком сочувствующим взглядом — не дал ответов. Он говорил долго, аккуратно рассчитал анализы, но суть сводилась к странному, почти абстрактному определению:
— Просто тело истощён. Нужен полной покой.
— Как — истощён? Мы живём в новом первом веке! Разве невозможно определить точную причину? Назначить лечение?
Врач лишь развёл руки. В этом движении скрылось что-то фальшивое, поверхностное. Ирина едва сдерживала крик. А Павел, конгрессий на безупречных белых простынях, казался чужим. Его взгляд был пуст.
Когда они остались одни, он прошептал:
— Ириш, оставь меня. Я больше не хочу лечиться. Даже если бесплатно. Просто хочу, чтобы всё закончилось.
Прошло полгода. Полгода неопределенности, безопасности и бесконечных счетов. Павел стал тенью самого себя. Он постоянно извинялся, чувствовал вину за свое существование. Боялся желать чего-либо — ни чашки дорогого чая, ни новых книг. «Не надо, Ир, это слишком дорого для такого бесполезного человека, как я», — говорил он. Эти слова ранили глубже любого приговора.
Ирина тянула одну всё. Ее мастерская по пошиву авторских мягких игрушек, которую она создавала годами, теперь получила небольшой доход. Он кормил их обоих и оплатил «реабилитацию» мужа в элитной клинике.
Когда-то, до боли, она старалась заняться Павлом делом. Думала, общее занятие сблизило их. Но все закончились конфликтами. Он делал всё через последующий рукав, обижался от малейших замечаний. Любую просьбу воспринял как упрёк. После очередных ссоры, когда она мягко указала на ошибку, он бросил ее в лицо обвинению в деспотизме и черствости… Через день легла и уже не встала.
Сегодня произошла ещё одна неприятность. Звонок от Галины Алексеевны, ее заместителяницы, вырвал Ирину из раздумий. Из-за аварии на подстанции на фабрике отключили электричество. Работа встала. Отправив швей по домам, Ирина поняла, что получила неожиданное свободное время. Решила съездить к мужу Поранше. Заехала в магазин, купила свои любимые персики и нектарины и отправила по знакомому маршруту.
Парковка у клиники, как всегда, была забита дорогами иномарками. Ирина с трудом протиснулась между внедорожниками и вышла из машины. Возле входа, на деревянном скамейке, сидела девочка девяти лет. Рядом — картонная коробка с надписью фломастером: «Помогите на операцию папе» .
Сердце сжалось. Ирина подошла.
— Привет. Что случилось? — спросила она мягко, присаживаясь рядом.
Девочка подняла на нее необычайно взрослый взгляд.
— Мой папа Антон лежит здесь. Только в свободном отделении. Ему нужна срочная операция, а у нас… — голос дрогнул, — денег совсем нет. Он пострадал на работе, упал со стройки.
Без лишних слов Ирина открыла кошелёк. Там лежали несколько крупных купюр — остатки после покупки фруктов. Она аккуратно положила их в коробку.
— Возьми. Не много, но, может, поможет.
— Спасибо вам! Большое-большое! — Глаза девочки, которую звали Лиза, заблестели от слёз.
Ирина горько улыбнулась и почти машинально достала телефон.
— А я вот к мужу иду, — показала фото Павла, счастливого и улыбающегося, сделанное в лучшие времена. — Он тоже болеет. Давно.
Лиза неожиданно напряглась. Ее взгляд стал настороженным.
— Вы же к нему пришли? В платную палату? — быстро прошептала она, оглядываясь.
— Да. К мужу. А что не так?
Девочка наклонилась к себе уху:
— Тетенька… установите в его палате камеру. Просто чтобы проверить. Иногда это помогает узнать правду.
Слова ребенка прозвучали дико, нелепо. Ирина хотела рассмеяться, но мысль упрямо засела в голове, как заноза. Позднее, возвращаясь, она, почти помимо своей воли, заехала домой в магазин электроники.
Там она купила миниатюрную камеру размером с пуговицу.
— Это просто паранойя, — уговаривала она себя, кладя коробку в бардачок. — Хочу быть уверенным, что ему действительно нужна покой. Что врачи не зло. Что с ним всё в порядке.
В палате их снова ждал скандал. Павел был раздражён, персики оказались слишком твёрдыми, вид Ирины — слишком уставшим. Слово за словом — и они уже кричали друг на друга, выплескивая всё, что накопилось за эти месяцы. А потом, так же внезапно, наступило примирение — не из-за любви или прощения, а из-за усталости, которая давно стала их постоянной спутницей.
Они обессилели от бессилья и усталости. Простившись объятиями, Ирина, пока Павел отвернулся к окну, чтобы в последний раз посмотреть на закат, дрожащими пальцами прикрепила миниатюрную камеру к корешке старых книг на полке. Уходя, она чувствовала себя предательницей. Впервые в жизни ей было стыдно за собственное поведение.
Сев в машину, она внимательно следила и включила трансляцию с камеры. То, что она увидела в эту минуту, разрушило ее мир в одно мгновение.
Едва за ней закрылась дверь, ее «умирающий» муж резво вскочил с кровати. Он потянулся, как проснулся после хорошего сна, прошёл в палату, разминутые плечи, и достал телефон.
— Да, Зайка, — звонко и весело произнёс он. — Нет, ещё не ушла эта зануда. Пришлось снова играть с больным, ты же понимаешь. Терпи немного, скоро всё будет наше — твои деньги, твой бизнес… вся твоя жизнь.
Через несколько минут в палату без стука вошёл врач Вячеслав.
— Эта Ирина меня измотала, — проворчал он. — Каждый день: «Как он? Какие результаты анализа?» Душа выходит.
— Не парься, друг, — хлопнул его по плечу Павел. — Скоро решим эту проблему. Думаю, можно слегка отравить или просто похитить — и помочь фирме мне. Конец вопроса.
Апогеем кошмара стало появление двух молодых женщин — шумных, раскованных, с пакетами вина и закусок. Через десять минут в палате уже гремела музыка, кто-то танцевал, кто-то смеялся. Больничное помещение превратилось в импровизированную вечеринку.
Ирина смотрела на экран, но слез не было. Вместо них внутри поднималась ледяная ярость — чёткая, холодная, безжалостная. Эта ночь стала для нее переломной. Она не сомкнула глаз, прокручивая голову каждым словом, каждым фальшивым взглядом. Теперь всё стало ясно: боль, унижение, чувство вины — всё это было лишь игрой.
Утром Ирина была уже другая. Исчезла измученная женщина, терзающаяся предложениями. На ее месте осталась только решительная, собранная женщина, готовая действовать. Она позвонила Галине Алексеевне и твёрдо сказала, что берёт отгул на неопределённый срок.
Первое дело она отправила известному адвокату. Молча положив перед ним телефон с записью, она наблюдала, как лицо профессионала становится серьёзным. Он снял очки, защитил их и произнёс:
— Мы их уничтожим.
Но до этого Ирина решила сделать ещё кое-что силой. Мысли вернулись к Лизе — девочке, которая, сама того не зная, спасла ее. В тот же день Ирина направилась в свободное отделение клиники, где лежал Антон.
Выяснилось, что последняя, необходимая на операцию, была в несколько раз меньше одного из тех счетов, которые она заплатила за лечение Павла. У нее не было этих денег на руках, но она знала: найдет. Это стало делом чести. Она снимет депозит, возьмёт кредит — но поможет.
Пройдя Лизу на том же скамейке у входа, Ирина присела рядом.
— Лиза, твоему папе сделают операцию. Я договорилась и всё оплатила.
Девочка посмотрела на нее полными слезами и, ничего не говоря, просто обняла ее.
Когда Антон пришёл к себе после успешной операции, Ирина наконец встретилась с ним лично. Это был сильный, немногословный мужчина сорока лет, с добрыми, честными глазами. Он поблагодарил скромно, тепло, искренне. А Ирина впервые за долгое время почувствовала — она делает вывод не потому, что должна, а потому, что хочет.
— Лиза не должна одна быть в общежитии, пока ты ухаживаешь, — сказала она ему однажды. — Пусть живёт у меня. У меня большой дом.
Антон с благодарностью, почти трепетом.
На выходе из больницы ее догнал Вячеслав. Он пытался изобразить официальное оправдание:
— Ирина Викторовна, долги за пребывание…
Она остановилась и посмотрела на него так, что он замолчал на полуслове.
— Я подала на развод. Ваш разговор с Павлом, Пирушкой в палате и план моего заявления уже давно в полиции. До свидания, доктор.
Ирина с вниманием наблюдала, как его лицо смотрит на цвет, а он сам, бормоча что-то, быстро удаляется.
Прошло две недели. Антон и Лиза Разработаны для Ирины. Поначалу это было временно. Но дни переросли в недели. Холодный, пустой дом наполнился жизнью, смехом, теплом. Лиза, оказавшись в кухонном кресле, подтянула школьные оценки. Антон, как только окреп, стал мастером на все руки — чинил, ремонтировал, почему.
Между Ириной и Антоном зарождалось что-то новое. Не спеша, осторожно, но настоящее.
Сегодня вечером Лиза, наблюдая, как они вместе готовили ужин, заявила с прямо детской той:
— Вы вообще-то семья. Только сами этого не хотите замечать.
Ирина и Антон переглянулись, рассмеялись. Но в этом смехе были и робкая радость, и надежда.
Поздно ночью, когда Лиза уже спала, они сидели на кухне, пили чай и говорили обо всем: о боли, о предательстве, о новых мечтах. Антон взял ее за руку.
— Ира… Я думаю о тебе с самого первого дня. Ты спасла нас с Лизой. Не знаю, если бы я тебя отблагодарил.
— Не надо благодарностей, — мягко ответила она. — Вы меня спасли.
Суд над Павлом и Вячеславом был быстрым. Доказательства были неопровержимыми. Мошенничество, разговор, подготовка к преступлению — все было учтено. Оба получили длительные сроки. Ирина узнала об этом из новостей и не чувствовала ни злорадства, ни желания мстить. Только облегчение. Глава ее жизни была закрыта.
Через несколько месяцев ранним весенним утром Ирина стояла в ванной с тестом в руках. Две полоски. Реальные, открыть. Она вышла на кухню, где Лиза и Антон спорили, что лучше — омлет или блинчики.
Без слов она протянула тест.
Антон посмотрел на нее, потом на результат, и в его глазах блеснуло такое счастье, что у нее перехватило дыхание. Он обнял ее бережно и бережно, как Хрусталь. Лиза прыгала вокруг, видя, что у нее скоро будет брат или сестрёнка.
Ирина стояла среди этого света, тепла и любви и впервые за много лет поняла: у нее есть всё. Настоящая семья. Полученная ценой боли, но именно настолько бесконечно ценная. Началась ее новая жизнь.